Russian Federation
UDK 343.3/.7 Bиды противоправных деяний. Особенная часть уголовного права.
Introduction: the article is on the issue related to counteraction to destructive phenomenon of riots. Materials and Methods: the author used dialectical method of cognition, analysis, synthesis, induction, deduction, case method, logical, comparative legal method. Results: the author considered and showed features of public danger, as well as other conceptual aspects and features of criminalization of riots through the prism of certain criminal protests, Russian criminal law, legislative positions of far and near countries. Discussion and Conclusions: the author presented their own definition of the destructed phenomenon reflecting necessary criminal features taken into account in law enforcement activities related to crowd control.
mass riots; public order; security; crime; counteraction; criminal liability; legislation
Беспорядки – это язык невыслушанных.
Мартин Лютер Кинг
Введение
Массовые беспорядки как форма коллективного выражения протеста, несмотря на стремительную цифровизацию общественных отношений, остаются одной из наиболее актуальных и сложных социальных проблем, затрагивающих как отдельные государства, так и международное сообщество в целом. В условиях глобализации и непрерывного развития информационных технологий факторы, способствующие возникновению подобных деструктивных явлений, становятся все более многообразными и взаимосвязанными. При этом следует учитывать, что угроза, детерминируемая рассматриваемым феноменом, не ограничивается лишь физическим разрушением и подрывом безопасности граждан, включает в себя глубокие социальные и политические противоречия, способные дестабилизировать государственные институты и нарушить устоявшийся правопорядок, что, как правило, олицетворяет собой отсутствие концептуального единства и взаимопонимания внутри страны между отдельными слоями населения и аппаратом власти.
В контексте одного конкретного региона массовые беспорядки могут свидетельствовать о системных кризисах, которые требуют незамедлительного внимания не только со стороны правоохранительных органов, но и иных структур, занимающихся обеспечением нормальной жизнедеятельности граждан. Политическая репрессия, экономическое неравенство и недостаток социальной мобильности, как правило, служат основными катализаторами исследуемой девиантной активности. Примеры таких явлений можно наблюдать в различных странах, где протесты перерастают в действительно преступное поведение, угрожая целостности общества и подрывая доверие к представителям власти. В таких условиях особенно важно понять механизмы возникновения подобных движений, чтобы разработать стратегии их предотвращения и управления.
На интернациональной арене массовые беспорядки становятся объектом внимания правозащитных организаций, исследовательских институтов и государств, которые стремятся анализировать и предотвратить конфликты, способные иметь трансграничные последствия. Взаимодействие между различными субъектами мирового сообщества, а также международные усилия по мониторингу и оценке такого рода конфликтных ситуаций подчеркивают необходимость комплексного подхода к изучению обозначенной проблематики.
Таким образом, исследование общественной опасности представленной криминальной активности требует междисциплинарного анализа, объединяющего социологические, политические и экономические аспекты. В данной статье проведен анализ факторов, способствующих возникновению массовых беспорядков, выявлены специфика детерминируемой ими опасности, а также направления совершенствования соответствующей сферы правоохранительной деятельности.
Обзор литературы
Проблема массовых беспорядков в современном правовом поле представляет собой особую угрозу общественной, а также национальной безопасности, что обусловливает значительное внимание к данному явлению в исследованиях, относящихся к специальности 5.1.4. Уголовно-правовые науки. Современные работы в этой области подчеркивают необходимость комплексного осмысления представленного делинквентного поведения как преступления с высокой степенью вредоносности, что требует изучения причин, форм и методов противодействия подобным проявлениям с учетом не только отечественного, но и международного опыта.
В зарубежной литературе интересующий нас деструктивный феномен рассматривается как системное явление, затрагивающее целую совокупность сфер деятельности, обеспечивающих нормальное функционирование общественных отношений. Специалисты подчеркивают, что массовые беспорядки не только представляют угрозу непосредственной физической безопасности граждан, но и влекут значительные экономические потери, нарушают работу социальных институтов, что особенно остро проявляется в странах с уязвимыми структурами государственного управления1. Кроме того, также отмечается целесообразность учета социальной подоплеки в реализуемых органами власти политике и мерах безопасности [1]. Аналогичного рода вопросы о значимости социально-психологических и организационных факторов в процессе противодействия данному преступлению рассматриваются в трудах российских ученых [2–4].
Важное место в исследованиях занимает анализ детерминант массовых беспорядков и факторов, усиливающих их общественную опасность. Например, в рамках публикаций Всемирного экономического форума отмечается, что неравенство в доходах, социальная изоляция и недостаточные финансовые возможности сыграли ключевую роль в провоцировании гражданских волнений в таких странах, как Чили, Эквадор и иных2. Вместе с тем, помимо этого фактора, также выделяются бытовые, межнациональные, религиозные и иные причины и условия подобной криминальной активности [5, c. 304–305].
Вопросы классификации и правовой оценки рассматриваемой противоправной деятельности также активно обсуждаются в научной литературе. В трудах зарубежных авторов отмечается сложность четкого разграничения между мирными протестами и преступными деяниями, подпадающими под определение массовых беспорядков [6, c. 264–265]. Рассмотрение аналогичных вопросов, связанных с криминообразующими признаками девиантного поведения, прослеживается и в работах отечественных правоведов, в том числе трудах А.А. Абдульманова, Э.А. Арипова, А.А. Балашова, А.З. Ильясова, О.Н. Расщупкиной, С.А. Хохрина и других. Подобный исследовательский интерес закономерно обусловлен тем фактом, что криминализация выступает одним из ключевых направлений уголовной политики, в связи с этим в уголовно-правовой доктрине обозначенному аспекту принадлежит весьма значительная доля научного внимания [7, с. 226; 8, с. 27–29; 9, с. 167; 10, с. 58; 11, с. 108].
Материалы и методы
В изучении массовых беспорядков, их причин и последствий необходим системный подход, который позволяет учитывать многообразие факторов, способствующих данному явлению. Для достижения поставленных целей в статье использовано несколько взаимодополняющих методов:
– анализ литературы. Первоначальный этап исследования включал в себя обширный обзор существующих научных публикаций, отчетов правозащитных организаций и статистических данных, что позволило установить теоретическую базу, выявить ключевые аспекты проблемы массовых беспорядков и определить пробелы в существующих теоретических разработках, раскрывающих актуальность и специфику выбранной тематики;
– кейс-метод. Для глубокого понимания механизмов возникновения и эскалации «гражданских волнений» проанализированы конкретные примеры из различных стран, такие как протесты в США, движение «желтых жилетов» во Франции и массовые акции в странах Восточной Европы, что обеспечивает возможность не только иллюстрировать разнообразие факторов, влияющих на протестные действия, но и выявить общие тенденции и паттерны делинквентного поведения;
– количественные методы. Для выявления статистических закономерностей и анализа данных об интересующем нас феномене использованы анализ, синтез, индукция, дедукция, а также анкетирование, что позволило установить взаимосвязь между социально-экономическими показателями и частотой возникновения массовых беспорядков, а также оценить влияние различных факторов на степень общественного недовольства;
– контент-анализ. В целях понимания общественного восприятия и представления о данной криминальной деятельности необходимо исследование медийных публикаций и социальных сетей, содержание которых помогает выявить ключевые темы, эмоции и аргументы, присутствующие в общественном дискурсе, а также понять, как эти факторы могут влиять на поведение граждан;
– сравнительный анализ. Сравнительный подход применен для выявления различий и сходств в причинах и последствиях массовых беспорядков в разных странах и регионах. Это позволило определить, какие факторы способствуют большей стабильности или, наоборот, склонности к протестным действиям.
С учетом этого следует заключить, что в настоящем исследовании использован следующий механизм (алгоритм) научной аргументации общественной опасности интересующего нас противоправного явления: проследить социально-правовое значение протестной активности; изучить специфику юридической оценки подобной криминальной деятельности через призму не только отечественного, но и зарубежного законодательства; исследовать основания его криминализации с точки зрения фундаментальных признаков преступления.
Результаты исследования
Ключевым элементом, отличающим уголовно наказуемое деяние от иных форм девиантного поведения, выступает фактор общественной опасности, который традиционно в гуманитарной доктрине ассоциируется с причинением вреда охраняемым законом отношениям либо угрозой его наступления, что, в свою очередь, должно свидетельствовать о наличии объективной и обоснованной потребности задействования инструментария, находящегося в распоряжении именно в УК РФ [12, c. 205]. При этом особое значение в данном контексте должно придаваться принципу справедливости, который требует соразмерного учета не только немедленных, но и долгосрочных последствий этих событий для социальной и политической стабильности. В связи с этим применение соответствующего отраслевого законодательства обусловлено следующей совокупностью предпосылок:
1. Высокая степень вредоносности. Интересующий нас феномен детерминирует неконтролируемую угрозу для общественного порядка и безопасности населения. В международной практике такие события часто приводят к значительным материальным потерям, нарушению прав граждан, параличу инфраструктурных объектов. В числе его концептуальных признаков следует выделить наличие нескольких объектов уголовно-правовой охраны (общественные порядок и безопасность + жизнь, здоровье, телесная неприкосновенность личности, собственность, порядок управления и государственная власть), насильственный способ осуществления деяния, умышленную форму вины. Стоит подчеркнуть, что в юридической доктрине отсутствует единство мнений относительно непосредственного объекта данного преступления [13, c. 122; 14, c. 517; 15, c. 126], вместе с тем, исходя из специфики содержания соответствующих категорий, фигурирующих в наименовании раздела 9 УК РФ, предложенный ранее вариант представляется наиболее корректным отражением сущности подобных событий. Более того, достоверность указанной точки зрения также подтверждается благодаря результатам проведенного в рамках настоящего исследования анкетирования, согласно которому 63% из 124 опрошенных сотрудников правоохранительных органов (оперативные и следственные подразделения МВД России, а также представители СК России), согласились с обозначенной формулировкой непосредственного объекта посягательства, ответственность за которое регламентирована статьей 212 УК РФ.
2. Радикализация населения. Исследуемая форма криминальной активности обеспечивает создание благоприятных условий для экстремистских настроений. Данная связь объясняется рядом факторов, среди которых усиление общественного напряжения, поляризация взглядов и формирование чувства несправедливости, особенно когда протесты подавляются насильственными мерами со стороны государства. Согласованность данных феноменов сокрыта в самой природе их происхождения, поскольку сам термин «экстремизм» изначально использовался для описания политических и социальных движений, которые стремились к радикальным изменениям в обществе [16, c. 77]. Впоследствии специфика используемых здесь средств и способов достижения цели вывела данную деятельность на уровень безусловной угрозы, в том числе и для национальной безопасности. Определенная степень единства рассматриваемых форм криминального поведения прослеживается и на законодательном пространстве, в том числе это прослеживается и в юридическом поле зарубежных стран (например, статья 1 Закона Республики Беларусь от 4 января 2007 г. № 203-З «О противодействии экстремизму»3), а также подтверждается результатами анкетирования, согласно которым приведенную в настоящем контексте позицию поддержали 77% респондентов.
3. Необходимость адекватной правовой защиты охраняемых законом интересов. Массовые беспорядки, сопровождаемые насилием, вандализмом и угрозой жизни и здоровью, наносят ущерб, который существенно превышает последствия административных правонарушений или иных девиантных действий. При таких обстоятельствах уголовно-правовая защита выступает не только как средство возмездия, но и как гарантия безопасности для всех охраняемых законом интересов, начиная от физической неприкосновенности граждан до сохранности общественной и государственной собственности.
4. Профилактическое воздействие. Массовые беспорядки имеют тенденцию к быстрому распространению и могут привлекать всё больше субъектов, увеличивая уровень насилия и разрушений. Уголовное наказание за участие в данной противоправной деятельности способствует снижению эскалации, так как оно направлено на предотвращение эффекта «распространения инфекции», когда первоначальные исполнители вовлекают все больше людей. Жесткие санкции позволяют установить четкие границы допустимого поведения и препятствуют глобальному вовлечению в конфликт, способствуя локализации инцидентов и уменьшению их масштаба.
5. Системный характер угрозы. Исследуемая криминальная активность зачастую имеет комплексные последствия, охватывающие разные сферы общественной жизни – наносят значительный ущерб городской инфраструктуре, транспортным сетям и иным объектам обеспечения жизнедеятельности местного населения. Например, когда беспорядки сопровождаются нападениями на больницы или школы, это создает дополнительную угрозу для жизнедеятельности граждан, особенно это касается уязвимых категорий, таких как дети, пожилые люди и больные. Прерывание работы гражданских институтов не только лишает граждан доступа к необходимым услугам, но и усиливает социальную напряженность. Уголовный закон, обладая инструментами для реагирования на системные угрозы, способен учитывать все аспекты ущерба и обеспечивать многоуровневую защиту.
6. Опыт зарубежных правовых систем. Международная практика также демонстрирует, что в большинстве стран массовые беспорядки рассматриваются как уголовно наказуемые деяния. Примером могут служить законодательные нормы США, Франции, Германии и других стран, где массовые беспорядки рассматриваются как серьезное преступление, за которое предусмотрены суровые меры юридической ответственности. В этом ключе считаем методологически оправданным обратиться непосредственно к соответствующим источникам регулирования для рассмотрения интересующего нас вопроса через призму сравнительного правоведения.
Так, например, УК Республики Беларусь относительно сдержанно подошел к раскрытию объективной стороны соответствующего девиантного поведения4, которое не включает в себя применение оружия, взрывных устройств, взрывчатых, отравляющих либо иных веществ и предметов, представляющих опасность для окружающих, как это отражено в статье 212 УК РФ5. Заслуживает внимания еще и то, что законом не выделяется самостоятельная норма об ответственности за склонение, вербовку и иное вовлечение в соответствующую преступную деятельность. Данный аспект в определенной степени может быть решен за счет института соучастия, однако те же обучение, подготовка и финансирование, также имеющие непосредственное к нему отношение, получили самостоятельную криминализацию. Подобный непоследовательный подход в реализации уголовной политики однозначно оказывает негативное влияние на эффективность противодействия исследуемому деструктивному феномену. Вместе с тем в качестве положительного законодательного опыта нельзя не отметить целесообразность выделения отдельного состава преступления, посвященного материальному обеспечению обозначенной противоправной деятельности.
Также следует упомянуть и об отсутствии в УК Республики Беларусь положений, запрещающих призывы к массовым беспорядкам, насилию над гражданами либо к активному неподчинению законным требованиям представителей власти (например, статья 220 УК Республики Азербайджан6), что в некоторой мере может быть нивелировано благодаря расширительному толкованию нормы об ответственности за призыв к организации и проведению массовых мероприятий с нарушением установленного порядка. Однако в большей степени данное обстоятельство свидетельствует о наличии правового пробела.
Следующим заслуживающим внимания положением, касающимся противодействия интересующему нас феномену на интернациональной арене, выступает часть 4 статьи 272 УК Республики Казахстан, в рамках которой отражена криминализация публичных призывов к осуществлению массовых беспорядков, совершенных с использованием средств массовой информации или сетей телекоммуникаций, в том числе сети Интернет7. Нельзя не отметить уместность такого направления реализации уголовной политики и для российских социально-правовых реалий, в частности относительно недавние события, произошедшие 29 октября 2023 года в аэропорту Махачкалы, выступают наглядной предпосылкой для принятия аналогичных изменений и в УК РФ. Взаимосвязь цифровых технологий с данной преступной деятельностью подчеркнул и глава государства В.В. Путин: «События в Махачкале инспирированы в том числе через социальные сети, не в последнюю очередь с территории Украины, руками агентуры западных спецслужб»8.
Кроме того, указанная позиция прослеживается и на примере нормативной базы стран дальнего зарубежья, в частности параграф 2101 Свода законов США предусматривает наказание в виде тюремного заключения на срок до 5 лет за использование средств телефонной, радио и телевизионной связей для подстрекательства к массовым беспорядкам9. Положения данного документа активно применялись в 2020 году после смерти Джорджа Флойда, когда по всей стране вспыхнули протесты против полицейского насилия, для предъявления обвинения тем, кто использовал социальные сети и мобильные приложения для координации действий по реализации соответствующих радикальных протестных движений10.
В странах Восточной Европы также прослеживается акцент на публичной составляющей деятельности, связанной с «провоцированием» гражданского населения. В Польше и Венгрии, например, подход к регулированию и наказанию за участие в массовых беспорядках значительно изменился под влиянием политической обстановки. Так, например, в Польше власти усилили меры для предотвращения антиправительственных акций, используя как административные, так и уголовные санкции для сдерживания протестов, что повлияло на уровень свобод гражданского общества. Наказуемыми, согласно статье 119, являются действия, которые могут быть расценены как попытка дестабилизации или нарушение общественного порядка, особенно в контексте массовых политических собраний и протестов11. При этом статья 126а криминализует делинквентное поведение, выраженное в публичном подстрекательстве либо оправдании исследуемой нами преступной деятельности.
Весьма репрессивный подход к разрешению исследуемой проблематики прослеживается в уголовном законодательстве Франции, которое в статьях 431-1 и 431-3 описывает рассматриваемые нами действия как «участие в насильственных скоплениях», «повреждение общественного имущества» и «подстрекательство к насилию»12. Эти положения активно применяются для борьбы с беспорядками, такими как протесты «желтых жилетов» и относительно недавние события 2023 года, вызванные гибелью молодого человека Наэля М. в результате действий сотрудников полиции13. В подобных случаях правоохранительные органы привлекают участников к ответственности за физическое присутствие на месте беспорядков, даже если фактическое насилие или ущерб непосредственно ими не причинялся. Особенность рассматриваемого юридического поля заключается в акценте на коллективной ответственности. Субъекты могут быть обвинены в участии в «насильственном скоплении» или «преступном сговоре», что позволяет применить санкции ко многим лицам, находившимся на месте беспорядков, включая тех, кто не осуществлял прямого физического воздействия. Так, по делу о поджоге здания мэрии в Бобиньи обвиняемые были привлечены к ответственности за сообщения в социальных сетях и нахождение в толпе, что интерпретировалось как поддержка насильственных действий14.
Обсуждение и заключение
Исследование специфики общественной опасности, а также иных концептуальных аспектов и особенностей криминализации массовых беспорядков обеспечивает методологически оправданную возможность предложить авторское определение рассматриваемого феномена, объективно не раскрытого в отечественном уголовном законе, а именно – умышленные общеопасные действия насильственного характера, дестабилизирующие общественный порядок и безопасность, а также причиняющие вред одной либо нескольким сферам общественных отношений, складывающихся в рамках охраны жизни, здоровья, телесной неприкосновенности личности, собственности, порядка управления и нормального функционирования государственной власти, предусмотренные статьей 212 УК РФ.
Безусловную значимость в вопросе противодействия подобному деструктивному явлению имеет построение социального правосознания и правовой культуры, основанных на отрицании любых проявлений радикализма, совершенствование межведомственного правоохранительного взаимодействия, а также пропаганда позитивных нравственных установок и соблюдение этических норм. Контроль за этими проявлениями делинквентного поведения поможет в реализации конституционных прав, свобод и законных интересов граждан, а также обеспечит безопасность государства в целом и будет способствовать сохранению межнационального согласия и социальной стабильности [17, c. 40].
Немаловажная роль в данном контексте принадлежит криминализации как одному из ключевых направлений уголовной политики, в рамках которой представляется целесообразным предусмотреть квалифицированный состав для части 3 статьи 212 УК РФ, регламентирующий действия, совершенные с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, включая сеть Интернет, а также еще один основной состав преступления, посвященный ответственности за финансирование массовых беспорядков. Данные меры направлены на модернизацию механизма правоохранительной деятельности с учетом современной социально-правовой действительности, а также реального состояния и уровня развития соответствующей категории преступности в стране.
1. Akram S. Recognizing the 2011 United Kingdom Riots as Political Protest: A Theoretical Framework Based on Agency, Habitus and the Preconscious // British Journal of Criminology. 2014. № 54 (3): R. 375 – 392.
2. Skrebec E.S. Organizacionnye i pravovye aspekty likvidacii massovyh besporyadkov // Vestnik Krasnodarskogo universiteta MVD Rossii. 2015. № 3 (29). S. 66 – 70.
3. Podlinyaev O.L., Karimov A.A. Psihologicheskie osobennosti povedeniya lyudej v tolpe i ih uchet sotrudnikami pravoohranitel'nyh organov pri provedenii massovyh meropriyatij // Psihopedagogika v pravoohranitel'nyh organah. 2018. № 3 (74). S. 10 – 16.
4. Zlokazov K.V. Analiz osobennostej lichnosti uchastnikov massovyh besporyadkov // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta MVD Rossii. 2013. № 4 (60). S. 235 – 240.
5. Ishmuhametov Ya.M., Yanmurzin D.R. Usloviya razvitiya massovyh besporyadkov // Pravo i gosudarstvo: teoriya i praktika. 2023. № 5 (221). S. 304 –305.
6. Robinson N., Page E. Protecting Dissent: The Freedom of Peaceful Assembly, Civil Disobedience, and Partial First Amendment Protection // Cornell Law Review. 2021. R. 229 – 284.
7. Bekkariya Ch. O prestupleniyah i nakazaniyah / per. i vstup. st.: M. Isaev. Moskva: Yurid. izd-vo NKYu SSSR, 1939. 464 c.
8. Kenni K. Osnovy ugolovnogo prava / per. s angl. kand. yurid. nauk V.I. Kaminskoj; pod red. i s vstupitel'noj st. kand. yurid. nauk B.S. Nikiforova. Moskva: Izd-vo inostr. lit., 1949 (20-ya tip. Soyuzpoligrafproma). LVII. 599 s.
9. Kurlyanskij V.S., Karpushin M.P. Ugolovnaya otvetstvennost' i sostav prestupleniya. Moskva: Yurid. literatura, 1974. 232 s.
10. Osnovnye napravleniya bor'by s prestupnost'yu: sbornik statej / Vsesoyuz. in-t po izucheniyu prichin i razrabotke mer preduprezhdeniya prestupnosti; pod red. prof. I.M. Gal'perina i prof. V.I. Kurlyandskogo. Moskva: Yurid. literatura, 1975. S. 47–76.
11. Lopashenko N.A. Ugolovnaya politika. Moskva: Volters Kluver, 2009. 579 s.
12. Stepanov M.V., Petryanin A.V. Social'no-pravovaya obuslovlennost' kriminalizacii protivopravnoj deyatel'nosti, sopryazhennoj s ispol'zovaniem cifrovyh finansovyh aktivov // Vestnik Kazanskogo yuridicheskogo instituta MVD Rossii. 2020. T. 11. № 2. S. 203 – 212. DOI: 10.37973/ KUI.2020.54.49.010
13. Aripov E.A. Ugolovnaya otvetstvennost' za massovye besporyadki: po materialam Kyrgyzskoj Respubliki i Rossijskoj Federacii: dis. … kand. yurid. nauk: 12.00.08. Moskva, 2008. 249 s.
14. Kommentarij k Ugolovnomu kodeksu Rossijskoj Federacii / [Verin V.P. i dr.]; otv. red. V.I. Radchenko; nauch. red.: A.S. Mihlin, V.A. Kazakova; Verhovnyj Sud Rossijskoj Federacii. 2-e izd., pererab. i dop. Moskva: Prospekt. 2008. 699 s.
15. Ovcharenko E.I. Pravovaya harakteristika huliganstva // Zhurnal rossijskogo prava. Moskva: Norma. 2004. № 3. S. 124 – 128.
16. Pshenichnov I.M. O ponyatii i meste fenomena «ekstremizm» v sovremennom social'no-pravovom pole // Yuridicheskaya nauka i praktika: Vestnik Nizhegorodskoj akademii MVD Rossii. 2023. № 3 (63). S. 75 – 79.
17. Pshenichnov I.M. Specifika obshchestvennoj opasnosti vzaimodejstviya fenomenov «ekstremizm» i «naemnichestvo» v sovremennyh realiyah // Lobbirovanie v zakonodatel'stve. 2023. T. 2. № 3. S. 38 – 43.
