Russian Federation
Russian Federation
UDK 343 Уголовное право. Уголовное судопроизводство. Криминология. Криминалистика
Introduction: the article presents the author's vision of the current state and capacity of criminal legislation in countering crimes committed using information and telecommunication networks, including the Internet, gives the classification of socially dangerous acts, which includes this crime-forming or aggravating feature. Materials and Methods: the conducted research is based on universal and specific scientific methods. The sources of the study were scientific and legislative-interpretative materials in criminal law counteraction to crimes committed using information and telecommunication networks, including the Internet. Results: the authors express their scientific hypothesis of advisability of including an aggravating feature “use of information and telecommunication networks, including the Internet” in Art. 2051, 2052, 2812, part 11 of Art. 2821 and part 11 of Art. 2822 of the Criminal Code of the Russian Federation. The expediency of establishing an independent criminal law prohibition for the use of telecommunications networks for criminal purposes is determined. Discussion and Conclusions: the existence of the development of effective capacity-building of criminal legislation in countering crimes committed using telecommunication networks, including the Internet, was confirmed.
telekommunikacionnye seti, set' Internet, protivodeystvie, ugolovnyy zakon, potencial, klassifikaciya, deyanie, obschestvennaya opasnost', differenciaciya, otvetstvennost'
Введение
Полагаем, что анализировать современное состояние и потенциал уголовного законодательства в области противодействия любым криминально-деликвентным формам поведения нецелесообразно без возвращения к истокам разработки и принятия УК РФ. 24 мая 2023 года исполнилось 27 лет со дня принятия Уголовного кодекса Российской Федерации. Для современных правовых систем это достаточно большой период, позволяющий подвести определенные промежуточные итоги действия рассматриваемого нормативного акта федерального уровня.
Вступивший 1 января 1997 года в действие УК РФ фактически был революционным актом в области уголовно-правового регулирования. Кардинально изменились методологически значимые подходы к ранее существовавшим институтам уголовного права и их апробации. Произошла переоценка значимости благ и ценностей, находящихся под охраной уголовного закона. Появилась масса новых общественно опасных форм поведения, ранее не известных российскому законодательству. В разрезе взятой для исследования темы подчеркнем, что в УК РФ впервые была включена самостоятельная глава 28 «Преступления в сфере компьютерной информации» с размещением ее в Разделе IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка». Отмеченное выше порождает очень важный вопрос: не исчерпал ли себя перспективный потенциал, заложенный в уголовный закон в 1996 году, в области противодействия преступлениям, совершаемым как в сфере компьютерной информации, так и с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет.
Обзор литературы
и результаты исследования
Подчеркнем, что Уголовный кодекс Российской Федерации впервые столкнулся с телекоммуникационными сетями как средством или способом совершения преступления в 2009 году. Новаторская юридико-техническая конструкция была включена во вводимую в уголовный закон статью 1853 УК РФ «Манипулирование рынком»1.
Научный интерес представляет то, что разработчики законопроекта о введении в УК РФ ст. 1853, предлагая ее редакцию, в качестве отягчающего признака включили лишь использование средств массовой информации2. Критику такого содержания в рамках первых чтений высказало Правовое управление Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации, указав в своем отзыве, что «к манипулированию ценами на рынке ценных бумаг относится, в том числе, распространение ложных либо вводящих в заблуждение сведений, оказывающих влияние на спрос и (или) предложение, цены или объем торгов на рынке ценных бумаг, не только через средства массовой информации (в том числе электронные), но и через информационно-телекоммуникационные сети общего пользования (включая сеть Интернет), а также любым иным способом»3. Высказанная рекомендация была учтена и информационно-телекоммуникационные сети общего пользования (включая сеть Интернет) были включены в ч. 2 ст. 1853 УК РФ. В действующей редакции этой статьи исследуемый признак размещен в основном составе преступления (ч. 1 ст. 1851 УК РФ). Полагаем, что такой посыл дал толчок к последующему и наступательному включению рассматриваемого признака и в иные, как уже имеющиеся, так и вновь принимаемые статьи УК РФ по причине роста количества деяний, обремененных использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет. Главной детерминантой выступает их глобальная популяризация. Количество граждан, не использующих указанные сети, ничтожно мало4. Это, безусловно, создает сверхблагоприятные условия для использования телекоммуникационных технологий в криминальных целях. Негативные последствия от такого рода преступного поведения велики и не только включают материальный вред, но и наносят непосредственный вред интересам личности, общества и государства, что подтверждается непрекращающимся процессом насыщения всех разделов и глав УК РФ признаком использования информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет, как конструктивным или отягчающим (табл. 1).
Согласно сведениям, изложенным в таблице 1, заключим, что в марте 2023 года признак использования информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет, встречается в Особенной части УК РФ 31 раз, тенденция к увеличению его использования сохраняется.
Доминирующее количество изучаемых преступлений отнесено к категории тяжких (35%). Это указывает на то, что использование информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет, не просто инструмент дифференциации ответственности, а их использование в преступных целях существенно увеличивает общественную опасность деяний (диаграмма).
Криминологический интерес представляет то, что наиболее часто исследуемый признак представлен в Разделах IX и X УК РФ в качестве инструмента усиления превентивного воздействия на преступность, обремененную мотивом ненависти или вражды.
Учитывая вышеизложенное, необходимо обратить внимание на учет отмеченных выше преступлений. С 2017 года она ведется Министерством внутренних дел Российской Федерации с учетом признаков «совершенные с использованием информационно-телекоммуникационных технологий или в сфере компьютерной информации». До 2019 года включительно это была группа преступлений, совершенных с использованием компьютерных и телекоммуникационных технологий.
Необходимо обратить внимание на преступления с признаками террористической и экстремистской деятельности, активно проникающие в виртуальное пространство, и представляюще собой особый уровень опасности для общественной безопасности и основ конституционного строя и безопасности государства.
Изучение 24 и 29 глав уголовного закона показало, что исследуемый признак как способ или средство совершения деяния учитывается всего лишь в ст. 2052, 280, ч. 2 ст. 2801, ст. 2804 и 282 УК РФ. Достаточен ли такой объем уголовно-правового реагирования в области борьбы с терроризмом и экстремизмом при криминальном использовании телекоммуникаций? Разумеется, нет. И этому есть масса весомых аргументов. Например, давайте возьмем для анализа ст. 2051 УК РФ, устанавливающую ответственность за содействие террористической деятельности, и обратимся к первой ее части, запрещающей склонение, вербовку или иное вовлечение лица в совершение деяний террористического толка. Практика свидетельствует, что указанные формы криминального поведения в настоящее время в основной массе совершаются с использованием сети Интернет [1, с. 190–193], [2, с. 12–15], [3, с. 90-93], что, естественно, упрощает, ускоряет, а также делает совершение преступления более скрытым, тем самым повышая его общественную опасность. Используется масса виртуальных методов для склонения лиц к экстремистско-террористической деятельности, основными из которых выступают использование социальных сетей, создание специализированных сайтов и стримининговых видео-сервисов, мультфильмов, видеоигр [4, с. 13–15].
На наш взгляд, на видеоигры необходимо обратить особое внимание. Именно на этот инструмент вовлечения молодежи в деструктивные движения, основанный на мотиве ненависти или вражды, обращает свое внимание А.В. Бортников, директор Федеральной службы безопасности России. В рамках построения таких интернет-игр используется скрытая мотивация, прививающая ее участникам не только экстремистско-террористические ценности, но и преступные навыки, увеличивая тем самым количество потенциальных участников запрещенных в России организаций или сообществ5. Иными словами, интернет-площадка выступает в качестве основного способа увеличения численности экстремистско-террористических группировок, а также распространения запрещенных в России материалов в целях пропаганды своих идеологий.
Это доказывает потребность в учете использования телекоммуникационных сетей как отягчающего признака в ст. 2051 УК РФ. Такой прием должен быть использован и в рамках ст. 2053 УК РФ «Прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности». В рамках выполнения объективной стороны рассматриваемого деяния также возможен бесконтактный, то есть виртуальный способ общения между обучающим и обучающимся. Обратившись к преступлениям с признаками экстремистской деятельности, отмеченным в главе 29 УК РФ, мы также обнаруживаем необоснованный неучет телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет как признака, позволяющего более верно дифференцировать уровень ответственности, исходя их степени общественной опасности ряда деяний.
Полагаем, что он должен быть включен в качестве отягчающего в ст. 2812 «Прохождение обучения в целях осуществления диверсионной деятельности», по аналогии со ст. 2051и 2053 УК РФ, а также в ч. 11 ст. 2821 и ч. 11 ст. 2822 УК РФ, устанавливающие соответствующую государственно-властную реакцию на склонение, вербовку или иное вовлечение лица в деятельность экстремистского сообщества или экстремистской организации.
Весомым аргументом, доказывающим необходимость реализации предлагаемого приема, выступают положения Стратегии противодействия экстремизму до 2025 года, придающие телекоммуникациям статус основных средств распространения экстремистских идеологий и вовлечения новых участников экстремистских сообществ и организаций6.
Выше нами представлены лишь частные формы реагирования на наиболее общественно опасные формы поведения, угрожающие национальной безопасности. В связи с этим возникает следующий вопрос: является ли методологически оправданным использование приема по конкретному, точечному реагированию на телекоммуникационные сети при совершении преступлений в рамках отдельных статей УК РФ? По нашему мнению, такой подход является неэффективным, так как, во-первых, это реакция, и, возможно, поздняя, на активно развивающиеся формы криминального поведения в виртуальном пространстве; во-вторых, отмеченное предполагает постоянное внесение изменений в уголовный закон и обоснование такого юридико-технического решения.
Необходимо учитывать, что криминальный потенциал информационно-телекоммуникационных сетей фактически безграничен. Сложность противодействия заключается не только в юридических, но и в организационных аспектах, так как огромное количество рассматриваемых деяний совершается вне пределах России или даже в самом виртуальном пространстве. Приведем в пример активно обсуждаемый учеными прецедент, произошедший в метавселенной. Пользовательница одной из платформ виртуальной реальности заявила об изнасиловании ее аватара7. Не вдаваясь в подробности данного деструктивного события и его конкретной юридической оценки, мы обнаружили сугубо юридическую коллизию. Какой нормативный правовой акт необходимо применять в рамках правового регулирования общественных отношений, возникающих в виртуальном пространстве, исходя из принципа действия закона в пространстве, при участии в них граждан разных государств, входящих в него с любой точки мира? Учитывая его сложность, считаем, что классический национальный принцип действия уголовного закона в пространстве (ст. 9 УК РФ) в данном случае неприменим. Отмеченное предполагает создание межгосударственных правовых регуляторов, устанавливающих правила поведения в виртуальном пространстве. Однако необходимо отметить, что это лишь наша научая гипотеза, открывающая площадку для дальнейшего обсуждения выявленной проблемы.
Обсуждение и заключение
Завершая исследование и возвращаясь к реалиям, демонстрирующим проникновение телекоммуникационных сетей во все сферы личной, общественной или государственной деятельности, а также их сверхактивное применение в преступных целях, считаем целесообразным установить самостоятельный уголовно-правовой запрет за использование сетей телекоммуникации в криминальной деятельности. Такой прием обладает высочайшим уровнем превенции, позволяющим идти на опережение в области противодействия преступности, использующей соответствующие виртуально-телекоммуникационные возможности. Данная точка зрения была высказана и глубоко аргументирована еще в 2018 году Н.В. Летелкиным [5, с. 13] и в настоящее время она не просто не потеряла актуальности, а наоборот, в очередной раз доказывает необходимость в принятии такого государственно-властного решения. Это подчеркнет и докажет наличие эффективного потенциала уголовного законодательства, не требующего кардинального изменения его фундаментальных основ в области противодействия преступлениям, совершаемым с использованием телекоммуникационных сетей, в том числе и сети Интернет, позволяющего симметрично, оперативно и эффективно реагировать на активно видоизменяющиеся внутренние и внешние угрозы.
1. Buraeva L.A. O metodah verbovki zhenshchin terroristicheskimi organizaciyami posredstvom seti Internet // Probely v rossijskom zakonodatel'stve. 2018. №5. S. 190-193.
2. ZHidkov A.V., CHikal'dina V.S. Aktivnost' terroristicheskoj organizacii «Islamskoe gosudarstvo» v seti Internet: metody verbovki molodezhi i sposoby protivodejstviya // Obshchestvo: politika, ekonomika, pravo. 2017. №6. S. 12-15. doi:https://doi.org/10.24158/pep.2017.6.2
3. Ibodova S.K. Rol' Interneta kak uskoritelya radikalizacii // Voprosy nauki i obrazovaniya. 2020. № 22 (106). S. 90-93.
4. Igoshin O.S. Internet kak ploshchadka dlya verbovki posobnikov terroristicheskimi organizaciyami // Otechestvennaya yurisprudenciya. 2016. №11 (13). S. 13-15.
5. Letelkin N.V. Ugolovno-pravovoe protivodejstvie prestupleniyam, sovershaemym s ispol'zovaniem informacionno-telekommunikacionnyh setej (vklyuchaya set' Internet). dis.… kand. yurid. nauk: 12.00.08 - Ugolovnoe pravo i kriminologiya; ugolovno-ispolnitel'noe pravo.. Nizhnij Novgorod. 218 s.
